ЦБ: USD 91.4292; EUR 101.5057; GBP 120.6865      18+          

 

New! Срочная доставка документов (паспортов) по России (в консульства) и за рубеж
Туристические визы   Поиск авиабилетов   Горящие туры и круизы   Автопрокат за границей   Бронирование отелей   Страховки для выезда за рубеж   Сим-карты для туристов
Работа за границей   Недвижимость   Лечение за рубежом   Эмиграция и иммиграция   Образование

Кредитная карта Альфа Банка, год без процентов!

Срочное оформление банковской карты в Беларуси, надёжно.

Срочное оформление банковской карты в Киргизии, надёжно, есть SWIFT-пополнение и никаких санкций.

Срочное оформление банковской карты в Казахстане, надёжно, есть VIP-оформление с авторизацией в Москве

Наш паровоз назад лети, в суфизме остановка!

» Страноведение » 19 января 2004

   В декабре 2003 мусульманский (и не только) мир праздновал Урс Мевланы – годовщину смерти великого персидского поэта и мистика Мевланы Джаладдина Руми (1207 – 1273). Литовский писатель и переводчик Томас ЧЕПАЙТИС (alias Фома ГРЕК) три года назад провел два месяца в находящейся в американском городке Нью-Лебанон обители суфийского ордена Чиштийя, считающего Руми своим основателем. И вспоминает, что там видел и испытал.

...Я КРУЖИЛСЯ ВОКРУГ СЕБЯ

   – Персидского поэта Руми многие считают лучшим поэтом всех времен и народов. А как же Пушкин, Данте, Шекспир, Ли Бо, Гомер, наконец? Да, о поэзии не спорят. И все же Руми достиг такой небесной простоты выражения высоких духовных состояний, которая мало кому удавалась за всю поэтическую историю человечества. Один мулла, увидев, как он, еще подросток, плетется по улице за отцом, толкователем Корана, сказал о них: «Вот идет море, а за ним – безбрежный океан». Руми родился в Балкхе (нынешний Афганистан), а жил в Конье, в турецкой Анатолии, где занимал пост шейха в общине Вращающихся дервишей. Вот его короткие стишки в моем своевольном и невысокодуховном переводе, но суть суфизма, кажется, отчасти передана:

Я жил на грани безумия:
дважды два – пять или три?
Я стучался, и дверь открылась
– я стучался в нее изнутри!

Что—то расправляет наши крылья.
Что—то разгоняет боль и бред.
Кто—то наполняет чашу перед нами –
Мы вкушаем святочный шербет.

Я встаю, и вот, этот я, один
Превращается в сотни я.
Говорят, я кружился вокруг тебя.
Что за бред – да вокруг себя.

   Пожалуй, с шербетом я загнул: имелось в виду священное таинство. Но Джалаладдин, Мевлана – какие красивые, мягкие созвучия: «мевл», «аллала». Мевлана означает что—то вроде святого, и имя это дается посмертно, после канонизации. Расскажу о том, как я познакомился с Мевланой, с суфиями, с мусульманством и что из этого вышло.

   Соединенные Штаты отличаются тем, что религиозный туризм (я имею в виду организованные на автобусах паломничества) здесь невозможен в принципе. Просто некуда паломничать – к мормонам разве что, к индейцам пау—вау или на могилу Мартина Лютера Кинга. В то же время здесь представлены абсолютно все мировые религии, направления, верования, секты и так далее, причем порой даже в большем количестве, чем в странах, где они родились. За то время (восемь месяцев), что я пробыл в США, я посетил их немало, благо в штате Нью-Йорк по обе стороны Гудзона их навалом, больше только в Калифорнии. Сердце мое склонилось в результате к двум подвидам величайших мировых религий – квакерам (quackers) и суфиям.

   Квакеры практикуют общую молитву-молчание – просто сидят десятка два людей, молчат минут двадцать-сорок, сколько понадобится. Вроде бы просто, но пробовали ли вы когда-нибудь? Образуется такое мощное силовое поле, что слышно не «как тихий ангел пролетел», а как снисходит достаточно громкий архангел, видимо, Рафаэль, который, по свидетельству Дороти Сэйерс, собирает чувства и мысли людей и складывает их к подножью Божьего Престола. Потом кто-нибудь встает и начинает делиться наболевшим, или мудрым, или восторженным – у кого что на душе в эту минуту. Поскольку присутствие архангела столь ощутимо, говорящий обращается больше к нему, и потому говорить не неловко, как у баптистов, например. Может быть, напишу о них отдельно, благо и в Москве я когда-то ходил на их собрания.

   Я жил на правом берегу реки Гудзон, недалеко от городка с тем же названием, когда-то преуспевавшего благодаря киторазделочному промыслу и выварке китового жира для ламп, во времена депрессии сникшему, а недавно возродившемуся на почве торговли стариной. К суфиям – неподалеку – я заехал пару раз, мне понравилось, и я решил пожить в их обители некоторое время. Правда, я стремился не к туризму, мне надо было уединиться и осмыслить первые американские впечатления после проведенных здесь двух месяцев. Из дому, из Европы начали поступать тревожные сигналы: «Фома вступил в какую-то секту. Совсем сбрендил Грека – начал молиться Аллаху. Помните эти секты, где практикуют коллективное самоубийство? Так вот...»

   Чтобы попасть к суфиям, надо было собрать рекомендации, что я не вор и не убийца, учитывая понятное недоверие к русским – а в Америке что литовец, что казах, все русский. Нашлись три человека, которые за меня поручились, как выяснится впоследствии, необдуманно.

ВОЙДИ В ВОЗЛЮБЛЕННУЮ РОЗУ

   Я и не подозревал, что есть такие места, как эта Обитель Вести. Когда-то в 80-х по рукам ходили отксеренные с машинописного перевода суфийские притчи, было приятно их читать, там была какая-то своя, особая мудрость – не посконно восточная, чересчур изысканная, которой много не съешь – в зубах навязнет. Я, видимо, тогда еще скрытый суфий, а кроме того, поклонник кулинарии, сравнил бы ее с хорошим сдобным калачом, утыканным кишмишем, или с куличом, например. А может, просто с персиком. Осталось такое воспоминание о суфиях, плюс еще что—то видел, что—то слышал о танцующих (вращающихся, или, точнее, взвихривающихся – whirling) дервишах – да—да, тех самых, в таких платьицах и колпаках куличом. И еще показывали по телевизору «боевой танец» чеченцев, говоря, что он называется Зикр.

   В Нью-Лебанон, где находится Обитель Вести, меня привез мой друг Говард на темно-синем форде «меркьюри» последней зимой старого тысячелетия. Мы проехали престижную школу, куда нью-йоркские воротилы отправляют своих отпрысков (в таком закрытом интернате учился и Холден Колфилд из «Над пропастью во ржи»). Говард навещает время от времени все религиозные и психологические центры округи, но ни одному до конца не верит, пытаясь дойти до всего своим умом. Я вторил ему, хотя что—то во мне есть от лесковского очарованного странника – готов всему верить, а сердцу не прикажешь. Есть это что—то и в Говарде, так что мы поочередно очаровывались то квакерами, то Вудстоком, то суфиями.

   – А в стриптиз-баре или казино-то вы хоть были? – крикнет в сердцах оскорбленный читатель. – Что это вы все о духовном, может, вы эти?..

   Были, милый читатель, хотя все это давно и у нас есть, очаровывались и «гоу-гоу», и зеленые хрусты в чулочек барышням совали, и в казино последние баксы продули. Кроме того, накачивались этим американским псевдопивом и хлестали виски, как последние свинтусы.

   Витраж алтаря в обители суфиев изображал розу – одну-единственную, возлюбленную, всеми и каждым по отдельности желанную, а надпись гласила: «Войди тотчас же в свою Возлюбленную (или –«ого», в английском нет грамматических родов в русском понимании), ибо в этой обители нет ничего, кроме моей тоски по Тебе».

   Приятное предложение, и я, недолго думая, вошел. Но это оказалось не так просто. Суфии так ясно выражают чаяние любой веры, что следовать ему не легче, чем балансировать на скале над пропастью во – ну, если не во ржи, то в одуванчиках.

   Как говорится в их книгах, это путь любви, путь поклонения Любви, Гармонии и Красоте (прошу прощения, что пишу заглавными буквами, это так легко извратить). Суфизм – это квинтэссенция всех религий, только христианству его показалось маловато. Я говорю в хорошем смысле, и сами суфии относятся к Христу как к кому-то большему, чем все религии, вместе взятые, отождествляя его вообще со всем человечеством. Крест – он и есть крест. А вот роза – это роза... Главное тут немедленно, тотчас же, не выжидая, не размышляя, пасть ниц перед Всевышним, в данном случае Аллахом, ибо он Велик. Как говорит тот же Аллах в книге Питера Крифта «Экуменический джихад», в исламе при всей его для европейцев малосимпатичности есть то, чему мы вовек не научимся, а именно самое главное в вере – смирение. Не размышляя, не спрашивая, не сомневаясь – для европейца задача малопосильная. Где индивидуальность, где личность, где свободная воля, спросит он?

   И вот, зайдя в залу с низким потолком и подушками на полу, я сразу намертво застрял среди прихожан, таких же на слово не очень верящих американцев. Стремясь к Богу, я очутился среди людей. И тотчас же понял, что это стремление мое очень размытое, я и сам не знаю, к чему стремлюсь и что пытаюсь выразить коротеньким словом «Бог». Не поминай всуе: скорее, тоскую по чему-то, Кому-то, и эта простая тоска, которую в суфизме выражает мелодия тростниковой дудки, и легла в основу их учения. Тотчас же пасть ниц – это вообще общемусульманское, но пасть ниц перед Розой – это уже суфийское. Есть даже орден суфиев-психологов Нихматуллахи, наиболее известный в России стараниями Л. Тираспольского, так они говорят, что структура мозга напоминает розу. Это весьма правдоподобно, в связи с чем предлагаю закрыть все прозекториумы, Институты мозга и прочее, чтобы зря не дурить людям головы байками о полушариях, центрах и тому подобном, и не пытаться алгеброй скальпеля поверить гармонию цветка.

САЛАТ, РЕЗАК, РАСУЛ

   После «вселенской службы» (Universal Worship, во время которой по очереди зажигают свечи и исповедуют веру семью или девятью разными способами, причем очень творчески: иудаизму – танец, буддизму играем сказ о принце Смерть, индейским верованиям – подвываем брачной литании волков, исламу – поем «иллахи», христианству – псалом или разыгрываем притчу) мы зашли в другой домишко под знакомым русскому уху названием Салат (арабское «молитва»). Все домики здесь деревянные, перекупленные лет тридцать назад у выродившихся от недорода сектантов шейкеров (родственные браки были запрещены). В Салате обнаружили мы не только разные виды салатов, выращиваемых тут же, разнообразнейшей зелени, сыров, но и прекрасные омлеты, кучу разных орехов, мед. За все это просили опустить в копилку пять долларов. Перед трапезой все становятся в круг, берутся за руки, благодарят за пищу и танцуют. Скамьи, деревянные столы. На стене висит портрет покойного главы ордена Хазрат Инаят Хана – знаменитого музыканта и автора десятка томов по философии суфизма, переведенных, кстати, на русский. Увидев этот портрет, я, признаюсь, заподозрил Хазрат Инаяат Хана в тиранстве – такова уж советская закалка, всюду чудится культ личности. Но он оказался вполне мирным и возвышенным дядькой. Вот один из его афоризмов: «Будь начеку с дураком – ты бросишь в него цветком, так просто, ради шутки, а он в ответ зафиндилит в тебя камнем».

   Суфизм при ближайшем рассмотрении оказался гораздо проще и практичнее, чем я предполагал. Но при своей разумности он сохраняет и непременную экстатичность. Ходжа Насреддин со своими байками тоже, оказывается, апологет суфизма. Выйдя из таверны среди руин – то есть попав в этот мир – он, как то предписано учителями, отправляется на поиски истины. Его останавливает полицейский. «Что вы делаете на улице в три часа ночи?» – «Если бы я знал ответ на этот вопрос, я бы давно был дома», отвечает Ходжа. Чтобы понять, где ты находишься и что с тобой, надо увидеть себя сверху – это дельный совет для любого путешественника.

   Другие названия темно-зеленых домиков Обители – Резак, Расул (арабское «посланник», вспомним русское «рассол», а что такое «резак», так и не узнал). В погребах Расула и Резака – мед, орехи, горох, сыры, яйца, творог, маринованная зелень. Ни рыбы, ни мяса. Я столько пишу о еде, потому что она занимает одно из ключевых мест в учении суфиев. Ведь есть – естественно, и так же естественно – верить. Верить мы часто отучаемся – но не разучаемся же есть?

   Обитель вести приятна тем, что это как перевалочный лагерь в горах. Это место ежедневно навещают десятки людей, рассказывают о себе, действительно интересуясь друг другом – а что скрывать, если больше, возможно, никогда не встретятся. Тут же в амбаре размещается издательство «Дитя мудрости», издавшее и Руми в знаменитом пересказе свободным стихом на английский Коулмена Баркса, и Хафиза, собрание сочинений Х. И. Хана и других суфийских поэтов (сборник «Пьяная вселенная»)

   Протяни руку, говорит суфий, и тебе ответит рукопожатием Невидимый Друг. А где же долгий путь совершенствования? Его нет. То есть он есть, но он идет параллельно такому вхождению, которое происходит или спонтанно, или во время зикра, то есть коллективной молитвы. Протянешь руку – а вдруг ты протянешь ноги? – справедливо опасаемся мы. Мы правы. На пути каждого суфия, коль ты решил им стать, лежит добровольная смерть, не в прямом смысле, а смерть для мира. Колпак-кулич танцующих дервишей символизирует могилу, дервиш пропадает и в экстатическом танце кружится в лучших мирах, которые внутри нас. Я думаю, что для европейцев это все-таки опасный путь. Тут недалеко до гофмановского Натанаэля, который, напевая «Кружись, куколка, кружись», бросился вниз с высокой башни, не в силах побороть любовь к кукле-автомату. Недаром лучший западный знаток суфизма Рене Генон советовал не изменять своей вере.

   Я немного учился этому whirling, и потом, в Вудстоке, решил похвастаться после нескольких рюмок грушевой водки, в связи с чем вмонтировался на большой скорости в панорамное окно, чудом его не вышибив. И поделом.

   Впрочем, обитель в Нью-Лебанон принадлежит ордену Чиштийя, который больше по части музыки и поэзии, а танцующие дервиши из ордена Мевлевийя только приезжали в гости, именно на Урс Мевланы, оставив действительно огромное впечатление. Они крутятся с такой скоростью и в то же время так отрешены, что кажется – они стоят на месте, так как—то внутренне гудя и заряжая зрителей этим неземным гудением. Технически это принцип юлы, волчка, но научиться этому непросто. С другой стороны, внутренне иногда достигаешь этого состояния без всякого вращения. Руми рассказывает, что впервые он почувствовал это, попав в квартал ювелиров и услышав стук сразу всех их молоточков – сотен молоточков, упорно чеканящих драгоценность. Он так восхитился этим единством и согласованностью, что растворился в нем. Я переживал это и в Москве, проходя мимо строек, когда работа в них в самом разгаре. При другом умонастроении это – резкий, неприятный, оглушающий шум, запираешься в квартире, пьешь капли, на улицу ни—ни. При суфийской открытости – это манна небесная. Кроме того, суфии – антипрогрессисты. Подлинное движение, совершающееся в душах, – это радостное Возвращение к первоисточнику, первообразу, откуда и название статьи. Нечто вроде апокалиптического движения рек вспять. И оно происходит всегда, только не каждый это видит.

   Я прожил в этой обители два с половиной месяца на work-exchange, то есть работал за харчи и постель, впрочем, не на праздники я был один в спальне на десять кроватей. Вставали там рано, будил колокол из Салата, можно было поспеть на утреннюю молитву в пять утра, но собиралось очень немного народу, все же это не монастырь, а обитель, хотя и с уставом. Под спальнями, на втором этаже, была школа, не суфийская, просто американская, так что часов в семь день в любом случае начинался, и с привычкой спать до одиннадцати пришлось покончить. В обители никто, кроме меня, не курил, я выходил наружу. По пятницам съезжалось отовсюду много народу на мусульманскую четырехчасовую службу. Почти каждый день приезжали на Universal Worship.

   Никого из Восточной Европы я там не встретил, кроме одного молодого поляка, моего тезки, наезжавшего иногда из Нью-Йорка. Он эмигрировал давно, в середине 1980-х, после всплеска «Солидарности», работает программистом. Днем мы с двумя рослыми американцами убирали старый амбар, перестилали крышу, соорудили загородку от оленей, объедающих деревца. Еще я учился готовить все эти омлеты, мыл посуду с помощью гигантской американской посудомойки 1930-х фирмы American Motors, а вообще слонялся и посещал бесплатные для обитающего в обители зикры – Барабанный зикр, некое подобие переговоров на разных тамтамах и прочей перкуссии, который вела прекрасная рыжеволосая Хакика, Целительный круг, где молились с помощью врачей всех времен и народов обо всех, кому в данную минуту плохо, кому делают сложную операцию – его вела негритянка, Зара Латиф.

   Я отношусь к хилерам, да и вообще к врачам, с некоторым недоверием, но могу с полной ответственностью сказать, что во время этого круга невесть откуда исполнялся глубочайших медицинских познаний – вообще-то я с трудом отличаю аспирин от клизмы. Как это происходит, не знаю, это что—то вроде очень быстрого, в считанные минуты усвоения всего курса мединститута. Поскольку человеческий мозг не в силах удержать такой объем информации, она забывается до следующего кружка.

   Посетителей было, честно говоря, немного: это дело серьезное и не своекорыстное. Но и, конечно, собственно Зикр. Рассказать о нем, я думаю, невозможно. Снимать его, в общем-то, запрещено, хотя в этом году приз в Каннах получил какой-то тип, который как раз снял лица во время Зикра. Говорят – экстаз, экстаз. Но это вроде сложного танца, руководит коим имам или старец – такие ходы (ногами, среди многих людей), когда расстаешься со всеми страданиями (пройдя их, выплакавшись), и попадаешь прямо – к Богу. Или: вдруг познаешь истину во всех ее проявлениях и спектрах. Ненадолго, но эти минуты – сто пудов – слиты с Вечностью. Нет, это слишком умно. Лучше всего выразить чувство Зикра так: «Так и должно было быть. Так было, и будет, и так оно лучше всего, и так правильней. А я—то боялся, волновался!» Это настолько замечательно и обескураживающе, что просто нечего больше сказать. Вот я и помолчу, как квакер.

ИЗГНАНИЕ

   И все же. Известный современный проповедник и апологет Натан Л. Трауберг назвал это «эффектом делянки» – на определенном участке, в обители, в созданной всеми атмосфере, среди «своих» все это действует, возможно, совершаются и чудеса, и происходит совершенствование. Но мы живем в мире – в миру, если угодно. Достаточно было группе выйти на прогулку в Беркширские горы, как все мгновенно перессорились. Опять же – кроме опытных жителей обители: жители общались друг с другом осторожно и не слишком доверяли друг другу.

   Меня поперли из обители за невинный грех, в православии именуемый «тайноядением»: ночью, проголодавшись, я залез в холодильный погреб, полный всяких сыров, масел, творогов и прочих неземных вещей, и основательно приложился к ним. Там меня и застукала одна прекрасная обительница. «Oh, banna! – удивилась она. – What you’re doing here at night, Thomas? You look like a big mouse». («Обана! Фома, что вы здесь делаете ночью? Вы похожи на большую мышь.») И настучала главному. На следующий день он появился предо мной в столовой. Вид его был измучен и грозен. «Мы – община, – прохрипел он. – И вы должны покинуть сию обитель.» Видимо, я его довел своим издевательским видом, хотя в общем народ относился ко мне доброжелательно, и я старался соответствовать. А что усмешка у меня такая, так это порождение (пост)советской среды.

   Вот так всю жизнь. Меня выкинули из двух школ (я боролся за идею, а однажды дал по морде военруку за хамство), из отцовского дома (отец ушел к другой), из семьи типа той, где жена и дети (я успел с собой прихватить кошку), из армии (мне снились кошмары), даже когда-то из вытрезвителя (в мужском не было мест, и я попал в женский), а вот теперь из обители (я ел сыр). Что же, «нет ничего прекрасней, чем когда тебя выгнали из дома», – говаривал святой Франциск Ассизский. Поневоле приходится с ним согласиться.

   Такова обитель ордена Чиштийя. Милях в ста, в Вермонте, имеется обитель ордена Вращающихся Дервишей, к которым принадлежал Руми, а также Дервишей Завывающих. Среди постоянных обитателей этих обителей мало арабов и турок, много американцев, много европейцев.

   Я увез из обители книгу Руми, которую уже почти перевел на современный литовский свободным стихом, без арабской орнаментики (это даже сложнее), и почти канонический сборник афоризмов Хазрат Инаят Хана, который перевожу на русский, навыки барабанной беседы, а также прекрасную наработанную тишину и атмосферу этого места, где душа не только отдыхает, но и начинает «трудиться и день и ночь, и день и ночь». К сожалению, сохранять эту тишину приходится уже в мире, где медитации, трансценденции и тихая жизнь требуют ежедневной борьбы и прочая, и прочая. Кроме того, я избавился от предубеждений по поводу ислама – это действительно одна из великих мировых религий. И наше взаимонепонимание должно бы как—то рассосаться.

   Посему – Ля Илаха иль Аллах! Нет Бога, кроме Бога – и салат расул его.

Фома ГРЕК

Предыдущая статья:
Следующая статья:
К содержанию номера

Информация оказалась для вас полезной?
Поделитесь этой заметкой с друзьями:  

» Обратно к новостям »


Архив   Рубрики   Пульс   Редакция   Реклама   Вакансии [1]   Связаться с нами    Рейтинг@Mail.ru 
© «iностранец» 1993 – Распространяется бесплатно   |   Условия предоставления информации и ответственность

Учредитель: «Универсал Пресс»
Адрес учредителя: 115580 г. Москва, ул. Кустанайская, д. 6
Телефон редакции: +7 495 796-76-95
Главный редактор – И. Б. Вайс

Свидетельство о регистрации СМИ №01098 выдано Государственным комитетом Российской Федерации по печати (Роскомпечать).
Свидетельство о регистрации СМИ ПИ №77-18220 выдано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор) 30.08.2004 г.
Редакция не несёт ответственности за достоверность информации, содержащейся в рекламных объявлениях. Редакция не предоставляет справок по рекламе и рекламодателям.