#15, 18 апреля 2000 года. Содержание предыдущего номера...

NOT PARSED YET

Студебеккер трехколесный Никита АЛЕКСЕЕВ (N15 от 18.04.2000) Предупреждаю: я не умею водить автомобиль. У меня нет водительских прав. Я ничего не знаю про подвеску, карбюратор и всякие шланги. Проблема отношений с ГИБДД мне чужда. Автомобиль для меня - средство передвижения, за функциональность которого отвечает тот, кто сидит за рулем. Но еще для меня он - ясное проявление красоты или уродства, страха и бесстрашия, сексуальности, экономических тенденций и незаметной границы между жизнью и смертью. И еще: любая машина неповторима, как неповторимы ее водитель и пассажир, который вроде бы ни за что не отвечает. 1 ------------------ Студебеккер трехколесный Никита АЛЕКСЕЕВ (N15 от 18.04.2000) Предупреждаю: я не умею водить автомобиль. У меня нет водительских прав. Я ничего не знаю про подвеску, карбюратор и всякие шланги. Проблема отношений с ГИБДД мне чужда. Автомобиль для меня - средство передвижения, за функциональность которого отвечает тот, кто сидит за рулем. Но еще для меня он - ясное проявление красоты или уродства, страха и бесстрашия, сексуальности, экономических тенденций и незаметной границы между жизнью и смертью. И еще: любая машина неповторима, как неповторимы ее водитель и пассажир, который вроде бы ни за что не отвечает. ЭМБРИОН Я читал, что многие американские дети были зачаты в автомобиле. Потом они в подростковом возрасте садились за руль. Потом зачинали следующее поколение американцев. Проводили всю жизнь на дороге, и нередко кондрашка их хватал где-нибудь на федеральной дороге или местном хайвее. Со мной не так. Но в автомобилях я с младенчества. Дедовский голубой "Шевроле" довоенного выпуска (дед был генералом, машина ему досталась как трофей, но почему это была не немецкая машина?) я не помню. Смутно что-то возникает по поводу следующей машины, намного более скромной. Это был серый Opel Kadett с выпученными фарами. А потом была "Победа", настоящая, светло-асфальтового цвета, вся обитая внутри жемчужно-серым велюром. Ее приборная доска для меня до сих пор образец автомобильного дизайна, хотя, скорее всего, это ухудшенная копия чего-то американского, не то "Олдсмобиля", не то "Доджа". На этой машине мы почему-то все время переворачивались. Потому что дед, авиационный генерал, не так включал форсаж? Потому что только на такой машине и можно переворачиваться? Нужно - если захочется. Ее корпус был сделан из стали раза в три более толстой, чем у современных автомобилей, а округлая форма позволяла кувыркаться на манер "неваляшки". Чудесный, женственно-мужественный автомобиль. Правы модники, которые ныне отказываются от "иномарок" и пересаживаются на "Победу". На ее диване, в ее округлом нутре чувствуешь себя эмбрионом будущего. Много жрет, медленно ездит? Так не в этом же дело, а в умении переворачиваться. СОВЕТСКИЙ БИТНИК Летом 1970 года в Крыму случилась эпидемия холеры. И нужно было быстро уносить ноги: иначе многомесячный карантин. В Ялте я застрял в качестве малолетнего помощника художника на съемках кинофильма "Остров сокровищ". На полуострове одновременно была семья девушки, в которую я был влюблен. Они меня взяли с собой, в утлый "Москвич-407". Мой будущий тесть был авиационным инженером, специалистом по катастрофам. Что мне так везет с авиаторами? Благодаря этой поездке "ЮБК - Москва" я впервые понял экзистенциальное состояние "на дороге". Это был настоящий road movie. Расстояние в полторы тысячи километров мы проехали за девятнадцать часов, останавливаясь только перед пикетами, где облаченные в почти космические костюмы борцы с заразой поливали бедный "Москвич" чем-то очень едким. Специалист по катастрофам молча гнал захлебывающийся самолет без крыльев по трассе. Запорожье, Харьков, Курск, какие-то безымянные и сразу же забытые городки и деревни, дрема на несколько минут, и снова - Белгород, Орел, Новомосковск. Подольск, заправка, забытье, Москва впереди. Моему будущему тестю было необходимо добраться в Жуковский, чтобы расследовать падение очередного МИГа? Или он был битником, на керуаковский манер ловившим кайф от поглощения не имеющих никакого значения миль? ВЫ ОТКУДА, РЕБЯТА? Потом - лакуна во времени. Была какая-то поездка с приятелем под Переславль Залесский, когда он на своей неимоверно роскошной по тем временам темно-синей "Волге", побоявшись ехать ночью раскисшей болотистой дорогой, свернул на узкоколейку. Колеса встали как раз по бокам рельсов, а вросшие в землю шпалы только отдавались мерным стуком в наших ушах. Но стало страшно, когда позади, неизбежно приближаясь, засветил слепым светом фонарь паровоза. Сперва решили выпрыгивать: перескочить через рельсы невозможно. Чудом дотянули до какого-то переезда и увильнули от верной гибели, везшей торфяные брикеты. А лет через шесть моя подружка, я и наш друг решили поехать зимой в Италию из Парижа. Денег на самолет ни у кого не было, на поезд тоже, да вообще: что за радость путешествовать как все? Поэтому обратились к милым друзьям, у которых только что родился ребенок и была машина. Renault Fuego выпуска начала 70-х годов. Приземистое якобы спортивное чудище красного цвета. Младенец явно занимал друзей больше, чем судьба их Fuego. И уж тем менее они думали о нашей судьбе. Они только спросили: "Вы в самом деле на ЭТОМ собираетесь ехать через Альпы? Ну, давайте..." А мы и поехали. По югу Франции, через Геную, полюбовались холмами Тосканы. Порадовались Флоренции, отправились обратно, восхищаясь Кремоной и Моденой. А когда, подбираясь к Альпам, почти миновав долину Аосты и оказавшись недалеко от въезда в туннель под Монбланом, мы поняли, что аккумулятору каюк - стало интересно. Fuego, разработка безумных футуристических дизайнеров из Франции - весь электрический. Приборы не светятся, окна поднять невозможно. Другу-водителю удалось "прикурить" от пожилого итальянца. Он цокнул языком: "Вы куда - через туннель, в Париж? Дай вам Бог". Мы нырнули в туннель. Он находится на высоте больше двух тысяч метров, длина - десять с лишним километров. Еще интереснее! Едет слепая машина, в туннеле потемки, а в салоне задыхаются от бензинного чада ездоки. К счастью, автомобили впереди и позади нас взяли нас в "коробку" и вывели к свету. Потом - вниз, к Шамони, по дикому серпантину. Тормоза не держат, но до первого автосервиса доехали. А там: "Вы откуда, ребята?" - "Из России". Молчание. Не то одобрительное, не то трагическое. "Посмотрите, что у вас под мотором", - это когда меняли аккумулятор. А там - красивое кружево из ржавого железа вместо защитного листа под картером. Самое изумительное - до Парижа доехали, сделали еще тысячу километров, довели огненный Fuego до хозяев. Они, купая младенца, сказали только: "Привет! Приехали?" Машина больше никогда не заводилась. ГОЛОВУ СНОСИТ Я очень люблю общаться с людьми, разными и предпочтительно хорошими. Один из таких разных и хороших людей - Жозеф Моуат, ливанец-христианин, крупный французский кардиолог. Будь он просто французским кардиологом - коллекционировал бы старинную мебель и литографии Шагала. Поскольку Жозеф ливанец, то есть "лицо кавказской национальности", он собирал все "самое лучшее". Вместо телевизора у него был монитор с нью-йоркской фондовой биржи, размером метра этак полтора, который ему по знакомству продал один из пациентов. При помощи хай-эндовой аппаратуры Жозеф смотрел на нем DVD-диски с фильмами вроде "Индиана Джонс". Тараканы так и хрустели под ногами. Вместо обычного дорогого оливкового масла у него было масло, сделанное родственниками из долины Бекаа. Вместо шампанского Dom Perignon он пил что-то, подаренное одним из его шампанских больных-сердечников. Вместо Шагала он почему-то собирал Зинаиду Серебрякову. И очень удивился, узнав от меня, что она вообще-то очень знаменитая в России художница. А вместо "Ягуара", темно-серого представительского "Пежо" или верткого "Мини-Купера" глубоко-зеленого цвета он держал лучшее. Спортивный "Мерседес" выпуска 1968 года. Колера сливочного шоколада, с незапятнанным хромом, яично-желтыми сиденьями из старой кожи и с карельской березой везде, где можно. А также - с мотором от современного, тоже спортивного, "Мерседеса" и прочей необходимой начинкой. Вот на этой-то штуке мы поехали с ним километров за пятьсот от Парижа на открытие выставки в каком-то замке на Луаре. Сперва катили смирно, как положено почтенному старому автомобилю и никуда не спешащему пожилому господину, сидящему за рулем. Наслаждались свежим ветром, струившимся из открытого люка. А потом позади показался "Порше". Догнал, с воем обогнал. Тут я увидел выражение лица Жозефа: он вспомнил - "я лучший". Медленно, с ленцой, догнал обидчика, подержался рядом, махнул рукой. Потом машина взревела, и "Порше" остался где-то позади. Тогда я в первый и в последний раз почувствовал, что такое езда на скорости 260 километров в час. Особенно потому, что закрыть люк у Жозефа времени не было. Ветром почти сносило голову. СПАСИБО НИКОЛЕ-УГОДНИКУ А вот это - о чудесах. В начале 90-х годов я оказался в Милане, на большой выставке русского искусства. На следующий день после вернисажа и бурного, затянувшегося до поздней ночи банкета, мне и моей подруге надо было утром быть в Болонье. Троим моим коллегам необходимо было попасть в Рим - от Милана это километров семьсот. А одному из организаторов выставки, Никколо, тоже надо было в Рим до часа дня - отвезти какие-то важные бумаги. Решено было выезжать в шесть, чтобы иметь запас времени. Невыспавшиеся, загрузились в Renault Espace - это что-то среднее между микроавтобусом и легковой машиной. Никколо с Николой, его невестой, и нас пятеро. И еще куча багажа. Рванули по автостраде, протянутой вдоль "сапожка". Машину вызвалась вести Никола, субтильная девушка, - она накануне не пила. Дорога была почти пустая, только по правому ряду шли непрерывной вереницей огромные грузовики. Вскоре все задремали. Никколо, сидевший рядом с невестой, посапывал. Я сквозь полусон глядел в окошко на пролетавшие мимо деревья, какие-то домики, холмы и рекламные щиты. Скорость была около ста пятидесяти. Мы отъехали около двухсот километров от Милана, и вдруг случилось такое, после чего, по идее, живыми мы остаться не должны были. Ушли бы в мир иной, так и не проснувшись. Лопнуло правое переднее колесо. Машину понесло вправо, к грузовикам. Как успел в долю секунды Никколо проснуться, понять, что случилось, перехватить руль, отвернуть машину влево и нажать на ножной тормоз - не понимаю. Еще большим чудом было то, что между грузовиками в этот момент оказался зазор метров в пятьдесят, позволивший шедшему позади траку с воем остановиться. Мы встали на кромке дороги, и только тут до нас дошло, что должно было произойти. Николу трясло. Все остальные ошеломленно молчали. Только Никколо меланхолически смотрел на мочалку, в которую превратилась новенькая резина Goodyear. Его заботило одно: переставить колесо и успеть в Рим. Водитель грузовика присел рядом на корточки, что-то сокрушенно-радостно лопотал. Потом позвонил по мобильному телефону в дорожную полицию. Она явилась минут через десять. Поинтересовалась, не может ли нам чем-нибудь помочь. К этому времени Никколо с нашей скромной помощью уже прикручивал гайки на новом колесе. Я не знаю, хорошая ли машина Renault Espace. Говорят - очень хорошая. Но, если бы не чудо и не изумительная реакция Никколо, по телевизору бы показали железную лепешку, в которую превратилась эта очень хорошая машина, и семь трупов, завернутых в черный полиэтилен. Смерть, наверно, была бы легкой. Не случилась - слава Богу и благодаря человеку, носящему имя Св. Николая, покровителя путешествующих. Нет, я не суеверен, но после того, как чудом остался жив, такие соображения вполне справедливо приходят в голову. АВТОЛЮБИТЕЛЬ С тех пор бывало всякое. Езда автостопом по перевалам южной Армении на огромном грузовике Volvo иранской принадлежности - шофер ехал по такому маршруту: Тегеран - Анкара - Стамбул - Бухарест - Будапешт - Берлин - Роттердам (где принял груз), обратно по той же траектории - Мегри (городок на границе Ирана и Армении) - городишко Горис в Зангезуре. На смеси русского и английского я выведывал у бородатого дальнобойщика, что же он везет? "Шуз". Кому в маленьком армянском городке нужна фура, полная обуви? Потом ереванские друзья объяснили мне, что в Горис он, скорее всего, вез армейские натовские башмаки, купленные за гроши иранскими армянами для карабахской армии. Горис - это ворота в непризнанную республику Арцах. Геополитические проблемы во время этой поездки меня не интересовали. Куда интереснее было наблюдать с замиранием сердца, как грузовик, тяжело урча, поднимался по горной тропе. Как он медленно-медленно, с пыхтением тяжелого сердечника, вписывался в извилистые повороты на спусках в долины. Это длилось почти целый день. Иранец крутил вперемежку иранскую, русскую и польскую поп-музыку. Мы пытались без особого успеха о чем-то говорить. В положенное время он остановил свое многотонное чудовище и совершил молитву. Потом мы разделили трапезу. Я, естественно, не могу подсчитать, на каком количестве каких машин я ездил. С какими симпатичными или противными людьми, которые везли меня, разговаривал. Ездил с друзьями, родственниками, за деньги и просто так, за разговор. Иногда это было приятно, иногда отвратительно. Иногда те, кто сидел за рулем, любили меня, иногда явно ненавидели. Но главное - я, не умеющий водить автомобиль и не желающий этому учиться, оказываюсь "автолюбителем", человеком, который без этой железной коробки на колесах, оснащенной загадочным устройством под названием "мотор", жизни уже представить не может. Я не был зачат в автомобиле. Не родился в нем. Даже никогда не занимался в нем или на нем любовью. Возможно, умру в машине или попаду под колеса. Или окончательно испорчу себе здоровье ее ядовитыми выхлопами. Наверно, поэтому я с таким любопытством разглядываю автомобильные журналы и могу перечислить около сотни марок машин. И мечтал бы, чтобы меня возили в старом "Даймлере", похожем на спятившего майского жука. Вот такой я автолюбитель. /Автомобиль/