Кредитная карта Альфа Банка, год без процентов!

Срочное оформление банковской карты в Беларуси, надёжно.

Срочное оформление банковской карты в Киргизии, надёжно, есть SWIFT-пополнение и никаких санкций.

Срочное оформление банковской карты в Казахстане, надёжно, есть VIP-оформление с авторизацией в Москве

Документ сигнального характера

» Образование » 12 января 2000

   Российское общество обсуждает проект «Национальной доктрины образования в Российской Федерации» (опубликован на с. 18-19 этого номера). Создатели громко называют ее «основополагающим документом, призванным определить отношения государства и российской образовательной системы на ближайшие 25 лет». Доктрину предполагается принять в виде федерального закона — и тогда нарушение ее положений можно будет обжаловать в суде. Специальное дополнение запрещает принятие противоречащих доктрине законодательных и подзаконных актов. Корреспондент «i» Мария АРЗУМАНОВА попросила ректора Государственного университета экономики, статистики и информатики, доктора экономических наук Владимира ТИХОМИРОВА высказать свое отношение к проекту.

Документ сигнального характера

— Что такое «Национальная доктрина образования в РФ», кому и для чего она нужна?

— Это еще одна знаковая попытка обратить внимание общества и государства на положение дел в образовании. Если хотите, попытка еще раз письменно договориться с правительством.

— У нас действительно так плохи дела?

— Сказать, что в образовательной системе России кризис, — собственно, еще ничего не сказать. Положение гораздо серьезнее. Я покажу это на примере высшей школы, потому что об этом могу говорить аргументированно. Сейчас сложилась ситуация, когда выпускники российских вузов могут быть востребованы только на отечественном рынке труда — и то в количестве лишь 20-30 процентов по отношению к свободным рабочим местам. А остальные 70 процентов ребят работу по специальности не найдут. Потому что, во-первых, у них низкий уровень квалификации и, во-вторых, потому что их профессий либо вообще не существует, либо они уже просто не нужны.

   С другой стороны, на российский рынок образования приходят западные университеты — а это значит, что происходит замещение российских вузов иностранными.

   Ситуация имеет прямые аналогии с развалом российской электронной промышленности в недавнем прошлом. Наши электронщики, как известно, делали очень плохие приборы. Поэтому, когда рынок открылся для западных компаний, российские изделия никто не захотел покупать. Вымерли целые отрасли электронной и радиопромышленности, приборостроения и средств связи. Так вот, если ничего не предпринимать, то российскую высшую школу ждет примерно то же самое. Если сегодня снять государственные стимулы для поступления в институт, к примеру, отсрочку от армии — в некоторых вузах появится проблема набора студентов вообще.

— Но ведь количество поступающих в вузы растет?

— Да, и это дает иллюзорное представление о том, что положение дел в российском образовании улучшается. Вузы гордятся, что было 2 человека на место, а стало 4, и это, мол, здорово. Я-то считаю, что это, наоборот, несчастье, потому что если поступает один из четырех, то куда пойдут трое других? Это не характеризует систему образования с положительной стороны.

— А что характеризует?

— Высшее образование должно быть прежде всего доступным. То есть его должны получить все, кто только хочет. Государство же при этом обязано стараться, чтобы у как можно большего количества людей появилось такое желание. Потому что высшее образование перестало быть элитарным. Сегодня оно, если хотите, — способ выживания. Во-вторых, хорошая система образования должна вписываться в рыночную экономику страны и соответствовать обществу с реальной безработицей. То есть любой студент должен иметь право в любой момент взять два-три новых курса в зависимости от своих сиюминутных потребностей. Допустим, человек нашел работу, и нужно срочно пройти 2-3 курса спецподготовки. У нас ему скажут: минимум 500 часов или 5 лет учебы. А в хороших западных вузах это можно сделать эффективно и в короткие сроки. Ну и, наконец, высшая школа должна находиться в строгом соответствии с уровнем научно-технического прогресса. Не мне объяснять, что у нас пока этого и близко нет.

— Может быть, предыдущие законы были плохие?

— Они абсолютно нормальные. Просто они не выполнялись и не выполняются. Не выполняются именно в части государственной поддержки образовательной отрасли. Государство бросило образование — в течение 10 лет в эту сферу не было инвестиций. Государство обрекло преподавателей на копеечную зарплату — и лучшие из них уехали из страны. Оно посадило студентов на мизерную стипендию — и отсекло для многих саму возможность учиться дальше. Оно бросило на произвол судьбы лабораторную базу институтов и не поддерживало исследовательские работы молодых.

— Есть ли что-нибудь передовое в тексте новой доктрины? Устраивает ли он вас?

— Самым передовым и положительным я считаю несколько фраз из вводной части — о том, что образование признается «сферой прибыльных долгосрочных инвестиций и наиболее эффективного вложения капитала». То есть утверждается мысль, что прибыль от вложений в образование все-таки есть, что это не затратная отрасль. А именно так чиновники до сей поры на нее смотрели, забывая, что промышленный подъем, например, в послевоенной Корее или Японии напрямую связан с предварительными вложениями в образование.

   Но к самому тексту у меня много претензий. На мой взгляд, многое там можно выкинуть совсем и оставить лишь вторую часть, о финансировании. Все предыдущее служит для привлечения внимания к образовательным проблемам. Но и это сделано очень плохо — то есть в слишком мягкой, интеллигентной и малопонятной форме. А надо бы делать более жестко, резко, с точной фактографической аргументацией. Так, например, совершенно непонятно, что имеется ввиду под «единым образовательным пространством России». На самом-то деле к этому даже стремиться не следует, потому что единое — это армия, казарма. Речь должна идти о целостности, не более того.

— В «Доктрине» есть фраза, что государство обязуется «обеспечить каждого второго бесплатным высшим профессиональным образованием». Вас не смущает конкретика, ведь такие вещи не поддаются достоверному прогнозу?

— Меня здесь смущает другое — Клинтон, например, в своей инаугурационной речи поставил задачу перед нацией: каждый американец должен получить высшее образование. Если мы заведомо закладываем в доктрину слова «каждый второй», то априори признаем, что дела у нас будут идти в два раза хуже.

— Реален ли в исполнении второй, экономический раздел доктрины?

— Как экономист могу сказать, что реального там очень мало. Цифры о процентном отчислении от ВВП на образовательные нужды к 2025 году я бы вообще не комментировал. Если мы такими темпами будем двигаться, то до этого года как государство просто не доживем. Для сравнения: в Америке госфинансирование составляет около 500 миллиардов долларов в год. То есть примерно в сто раз больше, чем сейчас в России.

— Получается, что доктрина фиктивна и никому не нужна?

— Мое искреннее убеждение, что доктрина нужна все равно. Во-первых, пусть она обсуждается. То, что интереса к этому документу нет — как раз очень скверно. Необходимо рассказать обществу о положении дел. Причем мало только утверждать, что все плохо. Надо бить во все колокола. Каждый человек должен понимать, что ни у него (если он молод), ни у его детей не будет будущего в стране с разваленной системой образования.

— Но мало, наверное, рассказать. Что нужно делать?

— На мой взгляд — строить открытую систему образования. То есть организовать дистанционное обучение, глобальные виртуальные университеты. Формировать информационно-коммуникативную среду для обучения людей в регионах. Российская система образования обречена, если не идти по этому пути. Наш университет уже восемь лет занимается подобными проектами. Я являюсь президентом Международной академии открытого образования — это ассоциация, которую недавно создали 160 российских вузов.

— Сохраняются ли при этом национальные традиции, о которых так беспокоятся создатели доктрины?

— При открытой системе образования, как ни парадоксально, легче сохранить культуру малых народов. Если сейчас якут приезжает учиться в Москву, то он обратно уже не вернется. По статистике, возвращаются в родные города и деревни лишь 5 процентов людей. А, например, на Аляске алеуты обучаются, сохраняя привычный уклад жизни и никуда с Аляски не уезжая. Государство дает им сотовый телефон, компьютер и оплачивают трафик баз данных и труд обучающих консультантов. Вот к чему нам нужно стремиться.

— Но откуда взять деньги?

— На образовательном рынке есть два ресурса: деньги государства и деньги населения. На мой взгляд, было бы эффективно на развитые мощности государственных вузов привлечь частные вложения. Пусть это будет достигнуто изменением собственности — государство должно радоваться, что кто-то взял финансирование вуза на себя и тем самым решил часть его проблем. Нечто подобное уже давно делается в США. Там правительство периодически публикует предложения о передаче частным организациям государственных образовательных учреждений. Освобождающиеся деньги идут на поддержку других бюджетных вузов.

   А у нас вместо этого совершают чудовищную ошибку — с одной стороны, ограничивают прием на самые нужные специальности в государственные вузы, а с другой — дают дорогу вузам частным, которые создаются (и, кстати, весьма успешно) буквально с нуля!

— Возвращаясь к доктрине — можно ли ждать от нее реального результата?

— Ждать — не знаю, а надеяться можно. Если доктрину будут принимать в виде закона, что, конечно, желательно, ее необходимо серьезно доработать. Тогда она должна по-другому выглядеть, должна быть приведена в соответствие с предыдущим законодательством.

   А пока это — документ сигнального характера для правительства и народа. И некоторая надежда для тех, кто работает в образовании.

Мария АРЗУМАНОВА

Предыдущая статья:
Следующая статья:
К содержанию номера

Информация оказалась для вас полезной? Поделитесь этой заметкой с друзьями:

» Обратно к новостям »